Сап, ребятосы.
Первое, что я увидел, когда решился написать сюда — это графа, в которой было указано "без чувств". И эта грёбанная графа попала совершенно метко, так что я даже не стал её менять.
Во мне нет ни гнева, ни обиды, ни даже ненависти. Они уже, кажется, изжили себя. Полагаю, я близок к этому. ("знали бы ещё, к чему — побоялись бы более спрашивать.")
Я уже даже не боюсь своего безумия. Я давно разучился бояться. Постоянные извинения вошли в привычку, а ненависть к себе — в потребность. Что-то задел, уронил, пролил? Ох, какого дьявола, я великодушно извиняюсь! Взглянул на кого-то не так, как тому бы хотелось? Мне бесконечно жаль! Хотел бы я, чтобы это звучало сарказмом, да вот только во всём этом, да-да, даже в этих строчках, звенит неподдельная скорбь, сожаление, за то, что был рождён неправильным изначально.
Это всё до сумасшествия гротескно, но мне от этого лишь страшнее — потому что ВСЕ, ВСЕ ОНИ НОРМАЛЬНЫЕ. Я никогда не думал, что такое может пугать. Но, чёрт меня дери, да, да, это пугает! Потому что мне крайне тяжело общаться. На самом деле. Как бы я ни пытался.
Человек тысячи Голосов и миллиона идей ("миллиона и одной, хой, чел!") — постоянно бежит, и рот-помойка не закрывается тогда, когда следовало бы. Я несу чепуху даже сейчас, когда меня никто не знает и не видит (но уже вы все можете сделать вывод, что я чёртов, вашу ж мамашу, псих!), потому что я всегда тревожусь. Из-за тревоги я не могу контролировать себя. Это почти как синдром Турретта (и я не уверен, что написал это слово верно).
Меняю маски, Голоса, привычки — желаю подобрать нужные к каждому человеку, ведь все они требуют внимания, ведь они все уникальны, к каждому нужен особый подход, особые фразы. Ошибёшься — и вновь расшибёшься. Забавно выходит.
Слишком много воды. Слишком много лишнего. Половину текста отредактировать — и из важных останется всего-то два-три слова от силы.
Я почти верю в то, что мне не жаль. Я почти верю в то, что не очень хочу жить. Я почти поверил! Ну же!
Это будет моё самое заветное желание! Услышьте, чёрт возьми!
Первое, что я увидел, когда решился написать сюда — это графа, в которой было указано "без чувств". И эта грёбанная графа попала совершенно метко, так что я даже не стал её менять.
Во мне нет ни гнева, ни обиды, ни даже ненависти. Они уже, кажется, изжили себя. Полагаю, я близок к этому. ("знали бы ещё, к чему — побоялись бы более спрашивать.")
Я уже даже не боюсь своего безумия. Я давно разучился бояться. Постоянные извинения вошли в привычку, а ненависть к себе — в потребность. Что-то задел, уронил, пролил? Ох, какого дьявола, я великодушно извиняюсь! Взглянул на кого-то не так, как тому бы хотелось? Мне бесконечно жаль! Хотел бы я, чтобы это звучало сарказмом, да вот только во всём этом, да-да, даже в этих строчках, звенит неподдельная скорбь, сожаление, за то, что был рождён неправильным изначально.
Это всё до сумасшествия гротескно, но мне от этого лишь страшнее — потому что ВСЕ, ВСЕ ОНИ НОРМАЛЬНЫЕ. Я никогда не думал, что такое может пугать. Но, чёрт меня дери, да, да, это пугает! Потому что мне крайне тяжело общаться. На самом деле. Как бы я ни пытался.
Человек тысячи Голосов и миллиона идей ("миллиона и одной, хой, чел!") — постоянно бежит, и рот-помойка не закрывается тогда, когда следовало бы. Я несу чепуху даже сейчас, когда меня никто не знает и не видит (но уже вы все можете сделать вывод, что я чёртов, вашу ж мамашу, псих!), потому что я всегда тревожусь. Из-за тревоги я не могу контролировать себя. Это почти как синдром Турретта (и я не уверен, что написал это слово верно).
Меняю маски, Голоса, привычки — желаю подобрать нужные к каждому человеку, ведь все они требуют внимания, ведь они все уникальны, к каждому нужен особый подход, особые фразы. Ошибёшься — и вновь расшибёшься. Забавно выходит.
Слишком много воды. Слишком много лишнего. Половину текста отредактировать — и из важных останется всего-то два-три слова от силы.
Я почти верю в то, что мне не жаль. Я почти верю в то, что не очень хочу жить. Я почти поверил! Ну же!
Это будет моё самое заветное желание! Услышьте, чёрт возьми!