Давно желалось высказаться о "наболевшем". Дело в том, что я вполне себе буквально гнию и разлагаюсь, и уж поверьте, нет ничего печальнее подобных процессий. Всё моё тело под неизбежным натиском различных бактерий, обстоятельств и аллергенов -- тело, к слову, весьма приличное -- подвергается чёрт пойми каким вообще хворям. Мне кажется, причиной этому может послужить заражение крови, которое сделало мой уже шестимесячный кашель обыденностью, а наросты и нарывы частью практик по бритвенной эквилибристике.
С тех пор, как я изувечил сперва ляшки, а затем и шею незначительными, но внушающими ножевыми порезами, всякой болезни стало проще одолевать всего меня. Сперва начались угри: и где бы, сука, только я их не ждал -- на пупке, или ниже этого, на лобке -- да на руках, да так, что и обнажиться в уединении бывает стыдно. Вослед за этим, как символ приятной жизни, явился гнойник на не скажу каком месте, что совершенно переубедило меня в надобности исцеления.
Как понимаете, долгое время мне пришлось истратить на больницу да разъяснения, к коим никто и никак не прислушивался: наоборот и вопреки, все только отвергали меня за чудовищную наружность, так и не распознав всю сладость души.
Я пытался лишиться чувства стыаа за генетику, за слабый иммунитет, прикрывая оголённые части тела любым образом, не гнушаясь ходить с повязкой или пластырем битый месяц, объясняя всё это какой-то чепухой. Я трахался только глубокой ночью, лишь бы меня не уличили, лишь бы хоть раз не усмотрели! Но однажды, после крепкого сна, я понял, что в постели поубавилось места, и это была отнюдь не моя собака: девушка была рядом, и она разглядела меня, когда я ринулся к ванной, и вот с тех-то пор никто нагим меня и не видел...
За долгое время испробовав всякие средства, но не сумев лишиться хотя бы толики этих метаморфоз, я напрочь запамятовал даже саму попытку. А что же поделать, если родился дефективным в мире, где за малейшее уродство тебя либо культивируют, либо презирают? Надоело мне всё это брюзжание, и в особенности своё.
Прочувствовал себя фриком, в связи с чем озадачился вопросом: как можно сразить необоримую болезнь, какая уже давно стала частью общего быта, и болезнь ли это в самом деле? Разве это со мной что-то не в порядке, раз уж я вообще не выбирал такую жизнь? Кого здесь стоит бояться, кроме моих родителей, одаривших такими генами беззащитное существо? Моё тело гниёт, но мой дух высится над бренностью плоти. Я верю в душу, и знаю, что, вскоре умерев, я лишусь бремени тяготеющего стыда, в котором даже не повинен. Совсем скоро я напрочь отрекусь от этих жилистых пут, и тогда-то буду неподдельно свободным...
С тех пор, как я изувечил сперва ляшки, а затем и шею незначительными, но внушающими ножевыми порезами, всякой болезни стало проще одолевать всего меня. Сперва начались угри: и где бы, сука, только я их не ждал -- на пупке, или ниже этого, на лобке -- да на руках, да так, что и обнажиться в уединении бывает стыдно. Вослед за этим, как символ приятной жизни, явился гнойник на не скажу каком месте, что совершенно переубедило меня в надобности исцеления.
Как понимаете, долгое время мне пришлось истратить на больницу да разъяснения, к коим никто и никак не прислушивался: наоборот и вопреки, все только отвергали меня за чудовищную наружность, так и не распознав всю сладость души.
Я пытался лишиться чувства стыаа за генетику, за слабый иммунитет, прикрывая оголённые части тела любым образом, не гнушаясь ходить с повязкой или пластырем битый месяц, объясняя всё это какой-то чепухой. Я трахался только глубокой ночью, лишь бы меня не уличили, лишь бы хоть раз не усмотрели! Но однажды, после крепкого сна, я понял, что в постели поубавилось места, и это была отнюдь не моя собака: девушка была рядом, и она разглядела меня, когда я ринулся к ванной, и вот с тех-то пор никто нагим меня и не видел...
За долгое время испробовав всякие средства, но не сумев лишиться хотя бы толики этих метаморфоз, я напрочь запамятовал даже саму попытку. А что же поделать, если родился дефективным в мире, где за малейшее уродство тебя либо культивируют, либо презирают? Надоело мне всё это брюзжание, и в особенности своё.
Прочувствовал себя фриком, в связи с чем озадачился вопросом: как можно сразить необоримую болезнь, какая уже давно стала частью общего быта, и болезнь ли это в самом деле? Разве это со мной что-то не в порядке, раз уж я вообще не выбирал такую жизнь? Кого здесь стоит бояться, кроме моих родителей, одаривших такими генами беззащитное существо? Моё тело гниёт, но мой дух высится над бренностью плоти. Я верю в душу, и знаю, что, вскоре умерев, я лишусь бремени тяготеющего стыда, в котором даже не повинен. Совсем скоро я напрочь отрекусь от этих жилистых пут, и тогда-то буду неподдельно свободным...